М. Галайда (основной текст),
Д. Геварин (выделенные цветом примечания)


Революция против государства


К вопросу об управлении производством

На наш взгляд, в период диктатуры пролетариата, средства производства должны принадлежать трудовым коллективам. Термин «принадлежать трудовым коллективам» был введён нами для отмежевания от фразеологии советского бюрократического капитализма и для лучшего понимания рабочими их конкретных задач, а не полётов мысли in abstractio.

Что это значит?

Принадлежность «средств производства трудовым коллективам», в отличие от синдикалистского утверждения о собственности трудовых коллективов на средства производства, в нашем случае понимается как непосредственное управление средствами производства только трудовыми коллективами, но на основе снизу составленного плана (примеров этому масса — даже такое «синдикалистское» явление, как Парижская Коммуна, где соглашением между рабочими от 16 апреля, устанавливались основы производственной ассоциации снизу, и, заметьте, на данную тенденцию как на положительный пример, указал такой «синдикалист» как Маркс). (Работающие на производстве рабочие вовсе не будут «держателями акций», не будут собственниками отдельной части общей стоимости предприятия передаваемой по наследству, не будут иметь привилегированное положение по сравнению с вновь поступающими на предприятие рабочими. Каждый работающий на предприятии рабочий имеет право решающего голоса при решении вопросов жизни предприятия, выборах руководства предприятия и делегировании представителей предприятия в координационные органы. Вообще трудовой коллектив должен стать первичным органом власти и решение общих вопросов и выборы должны идти не по территориальному, а по производственному признаку.)

Это и есть та «свободная ассоциация производителей», которая, по Марксу, и приведёт к ликвидации обмена и всех производных от него частностей. Короче, суть спора в том, нужна ли отдельная от трудящихся бюрократия в период «революционного превращения капитализма в социализм» (такая, как Госплан) или нет. Мы говорим нет, и это — наше credo. (Это не означает конкуренции и анархии производства. Координацию и планирование производства в масштабах страны (мира) будут осуществлять комитеты, сформированные по принципу делегирования представителей от разных трудовых коллективов, процесс формирования плана будет осуществляться гибко с учётом мнения всех коллективов и на основе взаимной договорённости, для информационной поддержки и научного анализа обстановки; при комитетах возможны различные комиссии, которые могут вырабатывать рекомендации, но не имеют права вырабатывать решения.) А кто преклоняется перед бюрократическим алтарём, что ж, читайте письмо Энгельса к Бебелю по поводу Готской программы.


К вопросу о государстве

Мы считаем, что Ленин в «Государстве и революции» при правильной постановке самого вопроса сделал неправильные выводы о сломе государственной машины. Его выводы можно коротко представить так: централизованная партия, опирающаяся на «большинство пролетариата», захватывает государственную власть и устанавливает режим «пролетарской диктатуры»: государство рабочих. Проводится национализация экономики и переход к плановому хозяйству в интересах социалистического строительства. С момента своего появления «диктатура пролетариата» начинает постепенно отмирать, и через определённый исторический промежуток времени функции государства окончательно «растворяются» в обществе, что органично связано с исчезновением классов. Наступает эра коммунизма.

С чисто принципиальной стороны, нет никаких трудностей в захвате власти — это происходило в истории постоянно, в национализации — на неё оказывались способны даже буржуазные правительства, и даже в полном устранении мелкотоварного производства (ведь сумели Сталин и Пол Пот провести «сплошную коллективизацию»). Но вот с диктатурой пролетариата начинаются сложности…

Любая структура, однажды возникнув, стремится не к саморазрушению («отмиранию»), а, наоборот, к самосохранению. Если у неё есть для этого необходимый потенциал — она будет укрепляться, стремиться к расширению; если она существует уже достаточно долго и исчерпала свои силы — она будет стремиться к стабильности, удержанию достигнутого. Но никогда, ни при каких обстоятельствах биологическая, социальная и т.п. система не движется в сторону саморазрушения. Тем более нельзя этого ожидать от социальных институтов государственного типа, имеющих в своём распоряжении мощные средства защиты. Разумеется, это относится и к диктатуре пролетариата.

Замалчивая этот очень важный вопрос, ленинисты, однако, вынуждены ему что-то противопоставить. Отсюда идёт реклама диктатуры пролетариата, как государства «принципиально иного типа» по отношению к эксплуататорскому господству прошлого и современности. Под этим подразумевается, что органы новой власти будут передавать всё больше своих функций самому обществу и его независимым организациям, то есть будут «отмирать». Причём, согласно Ленину, это «отмирание» должно начаться сразу, с момента возникновения нового государства.

В теории, на бумаге, всё это выглядит весьма заманчиво, но уж очень неубедительно. Провозгласить новую власть можно, но что, кроме деклараций и благих пожеланий может заставить её развиваться не в сторону укрепления, а в сторону «отмирания», вопреки общей тенденции?

Наиболее вразумительный ответ звучит так: таким обеспечивающим фактором явится партия как «авангард пролетариата» и его «наиболее сознательная часть»; она будет проводить «демократический рабочий контроль» над деятельностью государственных органов, будет решительно бороться с проявлениями бюрократизма и т.д. и т.п.

Итак, в конечном счёте, ленинизм предполагает, что общественно-экономическое развитие должно обеспечиваться идеей, воплощённой в партийную мысль и программу. Замечательный итог для тех, кто претендует на монополию в научном анализе общества и на последовательно материалистическое мировоззрение: бытие диктатуры пролетариата определяется партийным («классовым») сознанием!

Поэтому, на наш взгляд, вопрос о государстве сложнее, чем его охарактеризовал Ленин. Диктатура пролетариата есть «полугосударство». Что это значит? Государство — это аппарат подавления в руках эксплуататоров против эксплуатируемых. Признавая, что диктатура пролетариата есть «последняя форма существования государства», вы признаёте, следовательно, что диктатура пролетариата есть всё та же власть эксплуататоров. Нонсенс? Да.

Но диктатура пролетариата — это и не бесклассовое общество, ибо тогда необходимости в диктатуре нет. Поэтому, мы считаем, что диктатура пролетариата — это и не государство в любых его «формах» и не бесклассовое общество, а классический пример диалектического синтеза — «полугосударство», или «засыпающее» государство», одновременно включающее в себя черты и от государства, и от бесклассового общества, но не являющееся ни государством, ни бесклассовым обществом в отдельности (в какой бы то ни было форме), где:

Поэтому наш вывод — антигосударственная диктатура пролетариата.

Мы убеждены в невозможности создания «отмирающего» государства, каким бы «пролетарским» оно не называлось. Едва возникшая из недр захватившей власть партии бюрократия, контролирующая (пусть даже поначалу с самыми добрыми, классово-выверенными намерениями) всё производство и распределение, все стороны общественной жизни, не будет выпускать рычаги управления хозяйством; ждать от неё чего-то иного — значит ждать коллективного её самоубийства. Едва возникнув, бюрократия уже имеет свои собственные интересы: укрепление контроля над хозяйством — что, кстати, и являются для неё источником существования. Интересы бюрократии вступают в конфликт с интересами трудящихся (это неизбежное следствие разных ролей в хозяйстве). И за сравнительно небольшое время становится совершенно очевидным, что итогом такой революции стало возникновение общества, разделённого на новые классы: эксплуататорский (бюрократия как функция от совокупного капиталиста — государства) и эксплуатируемый (пролетариат), с проходящей между этими классами борьбой. Отныне путь к социализму (к бесклассовому обществу) лежит через новую революцию…

  1. Но! До каких пор осуществляется диктатура пролетариата, если пролетариат, экспроприируя буржуазию, перестаёт быть пролетариатом как таковым?

    Получается «диктатура пролетариата» без пролетариата?

    Здесь появляются, вроде бы, два совершенно противоположных ответа: троцкизм и маоизм (сталинизм же, как и его ответвления, есть всего лишь компиляция эклектических невнятностей; государственная собственность на средства производства, как бы её ни называли её апологеты — «общенародной», «народной», «национализированной» и т.д. — есть одна из разновидностей собственности частной, но уж никак не является собственностью общественной, ибо общественная собственность есть отсутствие всякой собственности вообще, в том числе и государственной). Троцкисты говорят, что, например, в случае с СССР, рабочий класс, в силу экономической отсталости России, передоверил рычаги распределения товаров потребления, ввиду их недостатка, бюрократии, но позже, бюрократия стала тормозить приближение социализма, ибо с его приближением неминуемо бы потеряла свои привилегии. Маоисты же утверждают, что диктатура пролетариата, экспроприируя буржуазию, тем самым аккумулирует создание «новой буржуазии», в лице бюрократии, для борьбы с которой диктатура пролетариата становится вновь актуальной, и так постоянно — тезис Мао о «постоянной революции».

    Оба «течения» как бы логичны, но это только на первый взгляд. Логика троцкистов целиком и полностью основывается на вышеназваной ленинской иллюзии о необходимости государства в эпоху диктатуры пролетариата, как аппарата подавления. Её суть — это непонимание того, что, создавая отчуждённую от себя субстанцию власти (в форме бюрократии), пролетариат жёстко привязывает эту субстанцию к условиям её породившим, и, следовательно, эти условия увековечивает, продолжая сохранять себя именно как «пролетариат», класс наёмных рабочих, только уже на службе не у отдельных капиталистов, а у государства, как капиталиста совокупного. Логика же маоистов пластичнее и идёт на шаг дальше, ибо открыто провозглашает в бюрократии рождение «новой буржуазии». Но глубинные причины постоянной реинкарнации буржуазии и здесь обойдены фактом борьбы за аппарат, что невзирая ни на какие достижения Культурной революции, никоим образом не приведёт к отмене аппарата и установлению бесклассового общества, а лишь будет бесконечно долго продлевать состояние пролетариата как пролетариата, классового господства, изменяя только полицейски восприятие действительности, а не саму действительность, симулируя только иллюзию освобождения, а не освобождение действительное. Маоизм — это лекарство против осложнений болезни, но не против болезни как таковой.

  2. Поэтому, может, экспроприируя отдельных буржуа, пролетариат не устраняет своей угнетённой, эксплуатируемой природы?

    Может он только возводит её в абсолютную степень?

  3. Но, может, эта «абсолютная степень» и есть степень «не разрешающая конфликта, но содержащая в себе формальное средство, возможность его разрешения» (Ф. Энгельс. Развитие социализма от утопии к науке)?

  4. Но в чём же тогда заключается «формальное средство»?

    → только в необходимости уничтожения условий, возрождающих, как Фенист из пепла, состояние эксплуатации,

    т.е. труд,

    → отмена труда или переход к добровольному труду (что одно и тоже).

    В этом смысл пролетарской революции!

    Ибо «труд» по своей сущности есть несвободная, нечеловеческая, необщественная, обусловленная частной собственностью и создающая частную собственность деятельность. Таким образом, упразднение частной собственности становится действительностью только тогда, когда оно понимается как упразднение «труда». (К. Маркс. О книге Листа).

    Труд, обусловленный экономической необходимостью, требует собственной внешней организации, которая подразумевает изъятие определённой части прибавочного продукта для поддержания её собственного функционирования. Но так как эта организация имеет внешний характер, в ней, следовательно, уже в самом её существовании заложена предпосылка к тому, чтобы сделать изъятие прибавочного продукта регулярным (а не по мере удовлетворения экономической необходимости). Недобровольный труд беременен эксплуатацией.

    Иначе, диктатура пролетариата превращается в диктатуру буржуазии, доминирующую, сначала, как функция от «совокупного капиталиста» — государства, а потом и как буржуазия в собственном смысле слова. Что, в принципе, и случилось с советской бюрократией в 1921-1991 гг.

(Практика абсолютно достоверно показала к чему приводит тот путь, за который так ратуют «фанаты» государства и бывшего СССР. Разве не достаточно такого замечательного примера, как история СССР, для разоблачения всех аргументов доморощенных реакционеров буслаевых-шапиновых-кузминых и прочим «Ы». Хорош социализм, при котором производительность труда ниже, чем при капитализме, и вместо того, чтобы способствовать «максимальному удовлетворению растущих материальных и культурных потребностей масс» целые предприятия производили продукцию на выброс (к вопросу о Госплане), рабочие гробили своё здоровье на производстве, но уровень жизни для них оставался ужасно низким (кто не верит — спросите у старых рабочих), голос рабочего ничего не значил, он не имел реального права участвовать в управлении производством, да и страной. Все выборы были спектаклем, когда надо было выбрать единственную кандидатуру, спущенную сверху, ну а кто выбирал Политбюро и прочую свору жадных чинуш, которые обладали полной властью в стране, защищённые телефонным правом, КГБ и прочими органам подавления? Отгородившись от трудящихся, накинув им на шею удавку из системы тюрем, лагерей, психушек, они окружили себя невиданной роскошью, и не брезговали даже открыто стрелять в народ, как это прежде делали цари (Новочеркасск и другие случаи). Все изменения на политическом Олимпе были не следствием решения и инициативы масс, а результатом верхушечных интриг и переворотов, а народ так, для статистики. Почему рабочие, которые «были хозяевами страны» не заметили, как в 91-м потеряли свою «собственность», а во многом даже поддержали этот процесс? Почему если так всё было хорошо, миллионы людей восстали против «советской» системы и способствовали её разрушению? Почему штаб контрреволюции оказался в ЦК КПСС — именно элита (воплощение государства) выступила инициатором реставрации самых мерзких капиталистических порядков, все представители бывшего высшего партийного и государственного аппарата сегодня очень хорошо пристроены, стали буржуями? Всё это закономерно. Ничего по существу не изменилось, все они владели страной и раньше, произошла только трансформация, когда им стало выгодно, собственности номинальной в юридическую. И это не только в СССР, по такому же сценарию загнулись все страны бывшего «соцлагеря». И к повторению подобной мерзости нас зовут эти «революционеры»!

Возникает вопрос, почему эти деятели так ратуют за государственный аппарат, стремясь сохранить иерархическую структуру общества? Скорей всего проблема в том, что эти товарищи не видят в условиях пролетарского самоуправления возможности для себя возвыситься над массой, получить привилегированное положение «вождей», распределять министерские портфели (а о дележе портфелей и о том кого кем следует назначить очень много можно прочитать, например, у Буслаева в его писаниях периода 1997-1999 годов), приделом мечтания для них является образ «советской» элиты сталино-брежневского периода (о чём прямо говорит, например, такой верный соратник как Свин[аренко]). Они все не хотят быть равными среди равных, они хотят быть равнее, хотят распоряжаться «общенародной» собственностью сами, учить и повелевать неразумными и тёмными пролетариями. Извините, господа-товарищи, нам с вами не по пути.)

Единственный положительный момент в этой дискуссии, это то, что члены РКСМ(б) может, задумаются, наконец, и прекратят зубрить «святые писания». А вместо этого подойдут к проблеме критически, помня, что главное у Маркса между строк, и зовётся это — метод, критическая теория, а не истёртые банальности, логичные на бумаге только потому, что их никто и не собирается применять на практике.