- |Главная|
- Карта Сайта|
- English|
- Фото|
- Сайт создан 26 августа 2000 г.
- Copyright (c)komsomol-pl.ru
Приходят коммюнике. Выглядит всё настолько в чёрном свете, что это уже начинает казаться кануном. Поражает цинизм с которым отрицается очевидное — ставка на военное решение. И мы? Вот так, уже почти скребёмся в небо. Это первое падение снизу вверх, я падаю.
Ладно. Привет и хорошо отточеного лезвия чтобы отскрести столько тумана.
P.S., описывающий 15 февраля 1995 г., шестой день нашего отступления (рекомендуем читать это каждый раз перед принятием пищи в качестве идеального диетического средства). Ночью 15-го мы собрались пить мочу. Говорю «собрались», потому что сделать этого не удалось — всех начало рвать после первого глотка. Сначало было обсуждение. Хотя все мы согласились с тем, что каждый будет пить только свою собственную мочу, Камило говорил, что нужно подождать до утра, чтобы моча в наших флягах остыла и мы смогли бы её выпить, представляя себе, что это освежающий напиток.
Защищая свою позицию, Камило использовал как аргумент, то, что он слышал как-то по радио, будто воображение может всё. Я с этим не согласился, предполагая, что чем больше пройдет времени, тем больше будет вони, и ещё заметил, что радио в последнее время не блистало своей объективностью. Моё второе я возразило, что отстаивание может помочь отделить аммиак, который осядет на дне. «Это из-за адреналина», сказал я, удивляясь том что скептицизм на этот раз принадлежал мне, а не моему второму я. Наконец мы решили сделать первый глоток, все вместе, одновременно и посмотреть что из этого получится. Не знаю кто начал «концерт», но почти одновременно всех нас вырвало всем выпитым и невыпитым. Так мы и остались валяться, ещё более обезвоженные, чем раньше. Как алкаши воняющие мочой. Думаю, вид у нас при этом был не очень боевой. Через несколько часов, незадолго до восхода, неожиданно пошел дождь, который позволил нам справиться с жаждой и совсем никудышним настроением. С первыми лучами шестого дня мы продолжили путь. К вечеру удалось добраться до окраины какой-то деревни. Камило отправился в деревню чтобы попросить какой-нибудь еды.
Вскоре он возвратился с куском холодной и жёсткой жареной свинины, с которым мы покончили на месте и без особых осторожностей. Через несколько минут у всех начались схватки. Понос был незабываемым. Потом мы совершенно обессиленные разлеглись у подножья лесистого холма. Федеральный патруль прошёл где-то в 500 метрах от нас. Они нас не обнаружили только благодаря тому, что Господь велик. Дерьмом и мочой от нас разило на километры…
P.S., утверждающий наше восстание.
Они могут прислать сюда ещё солдат. И сделать в каждой нашей деревне, как в Гуадалупе Тепейак, где на каждого жителя — взрослого или ребенка — приходится по 10 солдат, на каждую лошадь — по танку и на каждую курицу — по бронетранспортеру. Всего 5 тысяч солдат, патрулирующих опустевшее село и «защищают» свору отощавших псов и домашних животных, оставшихся без присмотра. Сделайте это во всех округах, во всех хуторах, на всех ранчо. Переполните солдатами весь штат Чьяпас…
Несмотря ни на что и несмотря ни на кого, горы юго-востока Мексики останутся территорией восставшей против плохого правительства. Останутся сапатистской территорией.
И так будет всегда…
P.S., который объясняет и утверждает.
Тем, кто прервал диалог и возобновил войну, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто делал вид, что желает политического решения, и тем временем готовил предательский военный удар, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто подготовил заговор чтобы найти повод, оправдывающий иррациональное, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто задерживал и пытал гражданских, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто убивал, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто бомбил и расстреливал с воздуха деревни, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто насиловал индейских женщин, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто грабил и лишал крова крестьян, не была САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто предал волю всей страны, заключавшуюся в требовании поиска политического решения конфликта, не была САНО. Это сделало правительство.
P.S., указывающий на несостоятельность выводов расследования, проведенного ГПМ**.
Если бы «Суп» прошел военную и политическую подготовку у сандинистов, он бы уже разыграл в «пиньяту»*** отобранные поместья, и выгнал бы из организации всех критически настроенных. Если бы «Суп» был подготовлен сальвадорцами, он бы уже подарил своё оружие Кристиани****. Если бы «Суп» был обучен русскими инструкторами, он бы уже бомбил Чечню, то есть, извините, Гуадалупе Тепейак.
Кроме того, какие «восставшие в связи с новым тысячелетием» «фундаменталистские» партизаны «под руководством белых профессионалов» ещё смогли бы осуществить такие военные акции, какие провела САНО в январе 1994 г. и в декабре 1994 г., когда удалось прорвать окружение? Какие партизаны ещё смогли бы сесть за стол диалога всего через пятьдесят дней после вооружённого восстания? Какие партизаны ещё призывали не пролетариат, как исторический авангард, а гражданское общество к борьбе за демократию? Какие партизаны ещё остаются в стороне, чтобы не вмешиваться в избирательный процесс? Какие партизаны ещё созывали национальное демократическое, гражданское и пацифистское движение, для того чтобы сделать невозможной военную альтернативу? Какие партизаны ещё спрашивают у своей базы поддержки, о том, что они должны сделать, перед тем, как что-либо делать? Какие партизаны ещё боролись не за власть, а за демократическое пространство? Какие партизаны ещё прибегли больше к словам, чем пулям?
P.S., назначающий себя «специальным следователем по делу СУПа» и приглашающий национальное и международное гражданское общество стать присяжными и вынести приговор. В столько-то часов и минут такого-то дня этакого месяца текущего года, перед настоящим P.S. предстает лицо мужского пола неопределённого возраста, от пяти до шестидесяти пяти лет, лицо которого закрыто одной из этих разновидностей одежды, что напоминают дырявый носок (и который гринго называют «скимаск» и латиноамериканцы «пасамонтаньяс»). Из особых примет лица можно выделить две больших выпуклости, одна из которых, как удалось заключить вследствие многократного чихания, является носом. Другая, если судить по выделению дыма и запаху табака, может быть трубкой, из тех, что используются моряками, интеллектуалами, пиратами и скрывающимися от правосудия. Пообещав говорить правду и одну только правду, допрашиваемый индивидуум назвался Маркосом Сельвогорским, сыном Старика Антонио и доньи Хуаниты, братом Антонио-сына, Рамоны и Сусаны, дядей Тоньиты, Бето, Эвы и Эриберто. Провозгласив себя физически здоровым и умственно вменяемым и подтвердив, что не подвергался никакому давлению со стороны (если не считать 60 тысяч федеральных солдат, ищущих его живым или мёртвым) допрашиваемый заявил и признал следующее:
Первое. Что родился в партизанском лагере, именуемом «Агуа Фриа», находящемся в Лакандонской сельве штата Чьяпас, в одну из ночей августа месяца 1984 г. Допрашиваемый говорит, что вновь родился 1 января 1994 г., и впоследствии неоднократно возрождался 10 июня 1994 г., 8 августа 1994 г., 19 декабря 1994 г., 10 февраля 1995 г. и каждый день и каждый час и каждую минуту и каждую секунду начиная с того дня и до момента дачи настоящего показания.
Второе.Что, кроме своего имени обладает следующими прозвищами: «Суб», «Субкоманданте», «Суп», «Супко», «Маркитос», «Красавчик Суп», «Супкин сын» и прочие, которые стыдливость этого Следователя P.S. не позволяет здесь воспроизвести.
Третье. Допрашиваемый признаёт, что начиная с момента своего рождения принимал участие в заговорах против теней покрывающих небо мексиканцев.
Четвёртое. Допрашиваемый признает, что до своего рождения, вместо того чтобы иметь всё, чтобы не иметь ничего, он решил не иметь ничего, чтобы иметь, таким образом, всё.
Пятое. Допрашиваемый признает, что в компании других мексиканцев, индейцев майя, в своем абсолютном большинстве, было решено заставить действовать лист бумаги, который, согласно допрашиваемому, преподавался когда-то ему в школе, потому что в нем указаны права мексиканских граждан и носит название «Политической Конституции Мексиканских Соединенных Штатов». Допрашиваемый сообщает, что в статье 39 этого листа бумаги говорится, что народ имеет право изменить свое правительство. Дойдя до этого пункта P.S., ревностно исполняющий свой долг, требует конфисковать этот столь подрывной лист бумаги, приказывает сжечь его без малейшей жалости, и после этого продолжает слушать показания индивидуума с выдающимся носом и загрязняющей воздух трубкой. Допрашиваемый признает, что в результате невозможности использовать это право мирными и законными путями, он вместе со своими сообщниками (именуемыми допрашиваемым «братьями») решил восстать с оружием в руках против верховного правительства и заявить своё «Баста!» лжи, которая, согласно допрашиваемому, правит нашими судьбами. Перед такой невероятной клеветой P.S. приходит в ужас и его передёргивает только от мысли о том, что может он остаться без честно заслуженной «кости».
Шестое. Допрашиваемый признает, что в случаях необходимости выбрать между удобством и долгом, допрашиваемый всегда выбирал долг. Эта декларация вызывает всеобщее неодобрение ассистентов, присутствующих на этих предварительных слушаниях и инстинктивный рефлекс P.S., прячущего руку в сумку.
Седьмое. Допрашиваемый признаёт, что всегда с подозрением относился ко всем истинам, именуемым высшими, за исключением тех, что происходят от человека и которые, по его словам, заключены в достоинстве, демократии, свободе и справедливости. Шумок несогласия пробегает по офису Святой Инквизиции, извините, Специальной Прокуратуры.
Восьмое. Допрашиваемый признаёт, что «его пытались запугать, купить, развратить, посадить и убить, но не запугали, не купили, не развратили, не посадили и не убили» («Пока», угрожающе уточняет Следователь P.S.
Девятое. Допрашиваемый признаёт, что с момента своего рождения он решил, что для него лучше умереть, чем отдать своё достоинсто тем, кто сделал из преступления и лжи современную религию. Эта столь непрактичная мысль вызывает у присутствующих циничную ухмылку.
Десятое. Допрашиваемый признаёт, что с тех пор он решил быть простым с людьми простыми и быть высокомерным с теми, у кого власть. К обвинениям, которые выдвинуты к допрашиваему P.S. добавляет статью о «неподчинении».
Одиннадцатое. Допрашиваемый признаёт, что верил и верит в человека, в его способность неустанного поиска того, как с каждым днем становиться немного лучше. Признает, что среди всего рода человеческого, наибольшую привязанность он испытывает к мексиканскому народу, и что верил, верит и будет верить в то, что Мексика это нечто большее, чем семь букв или недооцененный товар на международном рынке.
Двенадцатое. Допрашиваемый признаёт, что твёрдо убежден в необходимости свалить плохое правительство всеми средствами и повсеместно. Признаёт, что считает, что нужно построить новые политические, экономические и общественные отношения между всеми мексиканцами, и, уже заодно с этим, между всеми людьми. Следует указать, что от этих его столь нечистоплотных намерений у Следователя P.S. пробежали мурашки по спине.
Тринадцатое. Допрашиваемый признаёт, что всю свою жизнь до предпоследней секунды посвятит борьбе за то, во что верит.
Четырнадцатое. Допрашиваемый признаёт, что в качестве мелочного и эгоистичного акта посветит последний момент своей жизни смерти.
Пятнадцатое. Допрашиваемый признаёт, что этот допрос ему уже достаточно надоел. Это ему стоило сурового осуждения со стороны Следователя P.S., который объяснил допрашиваемому, что расследование должно продолжаться до тех пор, пока Верховный суд не найдет другой сказки, чтобы развлечь уважаемого судью.
После этих признаний, допрашиваемому было приказано признать себя немедленно невиновным или виновным по отношению к следующей серии обвинений. На каждое обвинение, допрашиваемый ответил:
Поскольку признавать больше на этом первом предварительном слушании нечего, Следователь P.S. сообщает об окончании сессии и улыбается, представляя себе поздравления и чек, которые получит от начальства…
P.S., где рассказывается о том, что было услышано 16 февраля 1995 г., во второй половине седьмого дня нашего отступления.
— Почему бы нам не атаковать, вместо этого отхода? — выдаёт мне Камило на полпути подъема на холм, как раз в момент, когда я больше всего озабочен тем, чтобы набрать достаточно воздуха и не упасть в овраг, который совсем рядом. Я сразу не отвечаю и даю ему знак, чтобы продолжал подниматься. На вершине холма мы втроём присаживаемся. Ночь приходит в горы раньше, чем на небо, и в сумерках этого нерешительного времени свет уже перестает быть таковым, дрожат тени и издалека доносятся какие-то звуки…
Я говорю Камило, чтобы внимательно слушал.
— Что ты слышишь?
— Сверчки, листья, ветер. — отвечает моё второе я.
— Нет, — настаиваю, — Слушай внимательно.
На этот раз отвечает Камило:
— Голоса… очень далеко… там-там-там… похоже на барабан… оттуда…, — Камило показывает на восток.
— Вот-вот, — говорю.
— И? — вмешивается мое второе я.
— Это гражданское общество. Они призывают, чтобы не было войны, они хотят диалога, чтобы говорили слова, а не оружие… — объясняю.
— И там-там-там? — настаивает Камило.
— Это их барабаны. Призывают к миру. Их много, тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч. Правителство, хотя и находится рядом с ними, не слышит их. А мы, даже отсюда, должны их слушать. Мы должны ответить им. Мы не можем притвориться глухими, как правительство. Мы должны слушать их, должны избегать войны, пока есть хоть малейшая возможность…
— А если нет? — шепчет моё второе я.
— Если нет, будем воевать, — отвeчаю Камило.
— Когда? — спрашивает.
— Когда они замолчат, когда они устанут. Тогда наступит чёрное время и слово будет за нами…
— Оружие, — говорит моё второе я.
Настаиваю: «Всё, что мы делаем, это ради них. Когда воюем, это ради них. Когда прекращаем воевать, это ради них. Всё равно, победителями в результате станут они. Если нас уничтожат, у них останется удовлетворение от того, что они сделали всё от них зависящее, чтобы не допустить этого, чтобы избежать войны. Поэтому они поднялись и их уже не остановят. Кроме того, в их руках знамя, которое они должны беречь. Если мы выживем, у них будет удовлетворение от того, что они спасли нас, от того что они сорвали войну и показали нам, что они лучше нас и справятся со знаменем. Умрём мы или выживем, они выживут и станут сильнее. Всё для них, ничего для нас…».
Камило говорит, что предпочитает свою версию: «Ничего для них, всё***** для нас».
P.S., повторяющий свои ночные скитания.
Забвение, такой далекий жаворонок, — в нём причина нашей дороги без лиц. Чтобы убить забвение горстью памяти, свинцом мы укрыли грудь и надежду. Если в каком-то невозможном полете, ветер хоть на мгновение нас приблизит, вы сорвёте с себя столько старого тряпья и масок сладкого обмана, и губами и всей своей кожей я смогу поправить и улучшить память завтрашнего дня. Поэтому это послание уходит с земли к бетону. Слушайте!
Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, —
Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.
Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идёт к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.
Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?
Вильям Шекспир
XXIII сонет******
Лети, янтарный жаворонок, и не ищи нас ниже высоты твоего полета. Только ввеху, там, куда подняла нас наша боль, к солнцу, откуда дождями исходит надежда.
P.S., у которого нет подарков на этот день рожденья.
5 марта у Эриберто будет день рожденья. Говорят, ему исполняются четыре года и он вступает в пятый. Эриберто сейчас в горах, в его доме разместились солдаты и во дворе стоит танк. Игрушки, которые в результате одной из «гуманитарных операций» он получил в день Королей-Волшебников, должны сейчас находиться в руках какого-нибудь генерала или же их исследует ГПМ в поисках наших организационных секретов. Эриберто, который так тщательно подготовился к тому, что произошло 10 февраля (вторжение федеральных солдат), в решающий момент оставил свою любимую игрушку — машину, садясь на которую он играл в шофёра в цементированном дворике, где сушилось кофе. Мне говорят, что Эриберто утешает себя тем, что в горах, говорит, его машине всё равно негде развернуться. Эриберто спрашивает у своей мамы, правда ли, что никогда больше он не увидит своей машины и правда ли что СУП больше никогда ему не даст шоколадок. Эриберто спрашивает у своей мамы, почему вернулась прошлогодняя война, и почему там осталась его машина.
— Почему? — спрашивает Эриберто. Его мама не отвечает и продолжает идти, унося на спине ребенка и боль…
P.S., вспоминающий и цитирующий по памяти стихи (Антонио Мачадо?), которые говорят о разных вещах, но подходят к случаю.
Шип страсти
Был в этом сердце,
Пока я его не вырвал
И больше не чувствую сердца.
Шип золотой и острый,
Кто мне тебя вернёт
В это ненужное сердце…
Ночью мне снилось что слышал
Как Бог мне кричал: «Осторожно!»
Потом казалось, что спящим
был Бог и будил его я.
P.S., безнадёжно истекающий кровью.
Рана в моей груди
Истекает пшеницей
и нет хлеба
чтобы утолить её…
СУП наверху холма
смотрит, как солнце уносит на запад
гаснущее сияние…
* СУП — Одно из прозвищ субкоманданте Маркоса, производное от «субкоманданте».
** Генеральная Прокуратура Мексики.
*** Пиньята — популярная в Никарагуа и Центральной Америке игра, где победители получают приз.
**** Имеется в виду одностороннее разоружение сальвадорских партизан, в начале 90-х, во время правления в стране президента А. Кристиани.
***** Игра слов, строящаяся на том, что местоимение «всё» в испанском языке, обладает родом, и в этом случае это «всё» женского рода.
****** В оригинале приводится на английском, здесь — в переводе С. Маршака.