О. Торбасов
Тяжёлый дух ультраправославного фэнтези
На обложке книги изображено противостояние откровенно семитских и славянских типажей.
«Во время недавнего визита в Москву мне довелось побывать в известном здании на Лубянской площади, где улыбчивая девушка из Отдела борьбы с деструктивными культами продемонстрировала альбом с любопытными, хотя и страшноватыми фотографиями»
Никос Зервас, вполне вероятно, существует. Был же такой греческий биохимик Леонидас Зервас, иностранный член АН СССР, умерший в 1980 г. Нельзя исключать, что у него действительно есть родич или однофамилец злобно панславистских взглядов (панславизм — это доктрина, по которой славянские народы обязаны выстроиться под патронажем русского империализма на страх всяким немцам и туркам). Из-под пера Зерваса вышла тетрадочка с набросками чернушно-авантюрного романа соответствующего идейного содержания. Затем рукописью заинтересовался президент медиагруппы «Русский предприниматель» Леонид Макуров, усадивший за редактуру и дописывание текста местных литературных «негров». Эти анонимные трудяги даже оставили в тексте шпильку от себя:
«Вы, молодой человек, слишком много платите наёмному литератору! Пятисот фунтов студенту-словеснику хватит за глаза».
Не исключено, что книга вообще всецело их дело, а Зервас выдал только наброски текста или только сюжетную канву или вообще не существовал. Какая разница?
«…Могучий славянский интеллект против поганой шотландской магии!»
Уже со второго абзаца автор берёт быка за рога: «Осенью 200… года Всемирная лига колдунов начала войну на русском фронте». И почти сразу же вступает назойливая скрипка антисемитизма (или что там у антисемитов вместо скрипок?):
«Ах, послушайте, мой юный друг, неужели удалось таки найти оружие против этой пресловутой и всем надоевшей русской защиты?! — чуть картавя, словно замыливая звук «р», восторгался лысоватый писатель» Эд Мылкин, встречая, между прочим, злодея и также еврея Лео, «единственного и любимого сынка нефтяного магната Рябиновского» (затем его ещё перевирают как «Рябиновича», чтобы уж совсем до тупых дошло, в чей огород камушек).
В эпиграфе одной из глав поминаются «проклятые жиды» и то, что цитата из Гоголя, дела не меняет. Те, кто собирается читать, готовьтесь — эта тема не умолкнет до последних страниц, я даже не буду специально выписывать цитаты.
Впрочем, автор находит время пнуть и другие народы: например, «серо-рыжего и ушастого Рустама» или грязных и подлых албанцев. И даже давно сгинувшие: «Заросший великан с лицом викинга-извращенца…» (между прочим, шведскими викингами — варягами — были русские князья и их боевые дружины, а от слова «викинг» происходит русское слово «витязь»). Да что уж там размениваться на мелочи, вся книжка проникнута духом шовинизма:
«Русский дух против западного чародейства, могучий славянский интеллект против поганой шотландской магии!».
Некоторые, очень немногие народы автор любит. Например, о «русской защите» (которая, по существу, никакая не русская, ибо распространяется на крещёных в православии, так что вернее второе её название — «Божия благодать») говорит, что «в древности она называлась не «русской», а «византийской»». Странно, более известно выражение «византийское коварство».
Картонные страшилки
Автор зануден. Он постоянно отступает от рассказа для очередной плоской проповеди. Эта плоская штампованность так и выпирает из текста. Автор не творит, он старательно мажет чёрной краской условные бумажные фигурки, вырезанные из произведений Джоанны Роулинг. Например, гламурный волшебник Леонард Рябиновский откровенно списан с хвастливого и самовлюблённого преподавателя Защиты от тёмных искусств из «Гарри Поттера и тайной комнаты». Троица главных героев откровенно списана с Гарри, Рона и Гермионы (с той бросающейся в глаза разницей, что девочка заторможенная). Шрам на виске Вани Царицына и заодно печать на лбу у Нади Еропкиной списаны со знаменитого шрама Гарри (только обожающий низкий стиль Зервас постоянно намекает на «похабное» содержание печати). Таран Рогатой башни угнанным «Стелсом» — с 9/11. А красоту Греции автор называет, явно проговорившись, «эльфийской»; он, видимо, позабыл, что в другом месте ядовито высмеивает «игру на эльфийских арфах». Одна из глав называется «Лео, колдунья и зеркальный шкаф». Злодей Леонард Рябиновский здесь соответствует льву Аслану, который, между прочим, у глубоко верующего автора «Льва, Колдуньи и Платяного шкафа» Клайва Льюиса олицетворял Иисуса Христа; по словам самого Льюиса, он выбрал этот образ, поскольку в Библии Иисус назван «львом от колена Иудина» (Откр.5:5). Имя главы «академии магии» — «Гендальфус» — отсылает нас к другому убеждённому христианину — Дж.Р.Р. Толкину.
Христианство?
Похоже, что автор не очень-то жалует Сына Божьего. Иначе разве он отпустил бы вульгарную шуточку про «певицу Блядонну». Разве непонятно, что имя Мадонны Луизы Вероники Чикконе восходит не к кому иному, как к Деве Марии (а имя Вероника, кстати, выбрано ей самой в честь доброй женщины, подавшей платок ведомому на казнь Иисусу)?! Это, мягко говоря, странно для христианина так кощунственно коверкать одно из имён Богоматери. Впрочем, православие весьма сомнительно в качестве христианской конфессии, это скорее этническая религия вроде иудаизма.
Юдифь. Картина Джордоне. 1504-1505. Ленинград. Эрмитаж.
«…Смеющаяся девушка с мечом в руке, попиравшая обезглавленное мужское тело. Отрубленная бородатая голова валялась рядом».
Нетрудно узнать здесь праведницу Юдифь с картины Джордоне, хотя и описанную не очень точно. И даже старообрядчество за каким-то чёртом автор пинает, описывая сделанную колдунами в насмешку над русскими статую:
«Грязная бабка в мохнатом платке, увешанная какими-то ладанками и иконами с неразличимыми образами, злобно грозит кому-то скрюченным двуперстием».
В книжке есть и выпад против самого Московского Патриархата в виде злодея Рюдигера фон Бетельгейзе (нынешний Патриарх Алексий II происходит напрямую из курляндских дворян фон Рюдигеров). Как это понимать? Вероятно, Московский Патриархат недостаточно энергичен в проведении вожделенного автором православного фундаментализма, настолько, что он считает допустимыми подобные оскорбления.
Доведённый до экстремизма православный фундаментализм Зерваса — это практически русское язычество с суровой фигурой родового Бога-покровителя и молитвами, не менее, чем колдовство, носящими прикладной характер:
«Молитва — она как Дальняя артиллерия!», «У бородачей в книге всё разъяснялось детально и точно, ну прямо как в учебнике рукопашного боя описывают оборонительный приём против удара колющим оружием — сделай сначала это, потом сделай то…».
Без подобающих ритуалов Бог и не почешется, зато при правильном подходе сделает всё в лучшем виде. На этот счёт даже главный герой проявляет скепсис:
«Но я не думаю, что Его можно вот так запросто о чём-то просить. Напрямую, по каждому поводу… Прямо какое то духовное самбо получается».
Автор наивнее своего персонажа. Ещё как получается!
Извращенцы и террористы
Ни к селу ни к городу приплетённый Радуев (шахид, инша Аллах!) почему-то обозван «извращенцем» (за компанию с викингом или автору просто нравится это слово?). Затем появляется «целлюлитная звезда русскоязычной журналистики». Между делом поминается Л.М. Каганович, про которого в сноске сказано много вроде бы хорошего, но подытожено так:
«Один из вдохновителей и организаторов большевистского террора и погрома русской культуры».
Да какое же право имеет после этого автор цитировать «Поднятую целину» М.А. Шолохова?!
«Мы всё равно их уроем!»
За злым и грубым словом в карман автор явно не лезет. Отрицательным персонажам в уста назойливо вкладываются вульгарные реплики:
«Вот ведь корягу какую прислали. Просто мумия, в натуре», «Клёво!», «Ансамбль называется «Петрушки», первый концерт этого младенческого дерьма в кокошниках…» (говорит, между прочим, еврейка «Саррочка», «Сарра Лейбовна Цельс» «рыжая подлючка»), «Ты уже проснулась, грязная мелочь? Сиди смирно, а не то ноги выдерну!», «Мелочь пузатая!», «дерьмовый МИД», «Да пошла ты в баню, мараться ещё об тебя, падаль», «Быстро, дерьмо мелкое!», «кадетская сволочь», «славянский мутант», «сволочь церковная», «тупая овца», «бедная дурка» (это, между прочим, зервасовский Гарри Поттер о своей подружке, Джинни Уизли), «ублюдок». И даже по-английски: «Shit, where's my camera?» (это служащая войск НАТО).
Вряд ли детей с ещё не устоявшимся культурным вкусом стоит пичкать этим, пусть и в качестве антипримеров. А ведь отличие добра от зла тут вообще не прощупывается! «Ни фига не победа» — это от автора. «Мы всё равно их уроем!», «погань масонская» — это уже положительные персонажи. Они, между прочим, тоже обрисованы сомнительно. Вкусы у авторы, прямо скажем, солдафонские:
«Белобрысые отроки с боевыми автоматами наперевес», «вице-сержанты с красными грозными лицами», генерал Еропкин — «огромный и чинный старик», «огромный, как несгораемый шкаф, негнущийся и жарко румяный», с «царственной улыбкой» и «малиновым носом», «похожий на настоящего барина», «мог и затрещину влепить — доставалось всем, вплоть до майоров». «…После визита Еропкина на позиции, точно по волшебству, приходила новая техника, боеприпасы и даже… водка. Сам генерал почти не потреблял, но считал, что в военное время солдату положено «немного, но регулярно — для румянца»« (угу, а также для похищений и убийств школьниц, как в случае Буданова).
Учитесь, дети, вот это — русская духовность: водка да затрещина. Дальше со спиртным ещё хлеще будет:
«Кадетам не удалось отвертеться от крошечных стаканчиков с фирменным самогоном боцмана Мефодича. Что делать, такова морская глубоководная традиция: каждый новоприбывший обязан обжечь гортань этим омерзительным на вкус, но весьма бодрящим и мгновенно социализирующим напитком».
А вот и пример «героических свершений» генерала, поданный с нескрываемым цинизмом:
«…Командовал операцией по «прополке» двух западных районов Дагестана». Или вот: «Вес и аромат этого кулака в разное время изведали и хулиганы в московском Парке культуры, и особо рьяные пражские смутьяны, и защитники дворца Амина» (нужно ли напоминать, что и в Праге и в Кабуле его жертвами стали отнюдь не хулиганы, а люди, живущие на своей земле, в полном своём праве? и кто после этого хулиган и погромщик?).
В мысли генерала примешан слабо замаскированный матерок:
«…Криминал, едрёна матрёна!», «едрёна гангрена!», «ядрить колотить эту чудесную страну вместе со всеми ихними волшебниками!», «ядрёна мудрёна», «едрёна макарёна», «едрёна гиена», «самоволка, едрить колотить!», «ядрель макрель» (главный герой — до него очередь ещё дойдёт — ругается аналогично: «Ни финты себе, двадцатый калибр!»). Казарменный романтик: «Как только эти педагоги обходятся с личным составом без гауптвахты?».
В Поттериане есть отдалённо похожий персонаж — Министр Магии Скримджер. Только он обрисован не столь разухабисто, это всё же сказка, а не чернуха, как писанина Зерваса. И он не слишком положительный герой; Гарри Поттер решительно отвергает предложение о сотрудничестве из-за его преданности полицейщине.
Вот ещё один образчик:
«В детстве валил телят одним ударом. Сейчас практикуюсь на бычках. Если есть бычок, велите привести. Свалю одной левой».
Заметим, что в Поттериане известному своей силой Хагриду почему-то такие жестокие развлечения на ум не приходили. Очевидно, «русская духовность» всё спишет. Правда, испытания на идеального героя сей молодец проваливает, его характеризуют так: «Хорош богатырь, а дурак». Ну дурак, что ж поделаешь? На таких книжках воспитывался.
«…Я их якобы бью и подвергаю разного рода унижениям»
Неожиданно автор начинает жаловаться, что сдуру отправил своих детей — Кассандру и Ставроса — в «академию магии», и они теперь не хотят возвращаться домой, «потому что я их якобы бью и подвергаю разного рода унижениям». На фоне упоминания гауптвахты и генеральских затрещин (а в книжке ещё не раз прямо упоминается «воспитательное» насилие против детей), а также памятуя, что добыть книжку меня побудила рекомендующая её статья в «Советской России», отстаивающая именно порки для детей, это утверждение выглядит не столь уж неправдоподобно. Фальшивит автор. И не только в этом. Про русских детей, обучающихся в академии, сказано:
«Какая-то важная жила порвалась. Та жилка, которая раньше делала их русскими».
Так что порвалось у детей Зерваса, ежели верить, что он грек? А у других учащихся — юных японца и негритянки, жительниц США и Гонолулу?
Однако, концентрация гебистской пропаганды в книжке серьёзнонапрягает. На её страницах появляется ещё один службист, обчитавшийся реакционного философа, монархиста, белоэмигранта и защитника фашизма, кумира нынешней кремлёвской администрации И.А. Ильина. Сволочь, судя по всему первостатейная:
«…Умница и глядит ласковым интеллигентом, а если надо, всегда наготове полная вафельница острейших зубов. Когда он слушал сводки новостей или вглядывался в лица подозреваемых на экране, его взор уподоблялся лезвию опасной бритвы» (образ вафельницы с зубами, предположительно, из «Тиля Уленшпигеля»).
«Заносчивый, высокомерный, а сколько самовлюблённости!»
Совместными усилиями драчун-генерал и неприятный службист отыскивают кандидатуру на роль поминавшегося выше идеального героя — Ивана Царицына, который между тем занят очень важным делом. Некий журналист Уроцкий (его фамилию генерал привычно переиначивает на еврейский лад — «Урицкий») охаял по-телевизору российскую армию в связи с самоубийством солдата. Тот, де, не вынес «гнусностей офицерского начальства». Версия эта гневно отвергается как клевета. Между тем, в другом месте автор сам же рассказывает подобную историю: о том, как офицер (кстати, предмет восхищения Царицына) за пустяк изувечил новобранца:
«А мать этого парня [его] прокляла. Она, конечно, сначала в суд подала, да только суд это дело загладил. Никто за парня толком не вступился, не хотелось судьям порочить честное имя русских десантников» (между прочим, ФСБ взяла этого мерзавца на контрактную службу и Бог его не покарал, а только не помешал попытаться это сделать «Лиге колдунов»).
Царицыну, однако, на солдатиков наплевать, а вот за «честь русского офицерства» обидно, и он принимается мелко пакостить журналисту. Пострадавшим неожиданно оказывается совершенно посторонний командир военной части ПВО, которого юный суворовец подставляет в одной из своих «шалостей». Царицын вполне отдаёт себе отчёт, чем в действительности занимается:
«Теперь эта журналистская образина устроит целую телепередачу, понимаешь? Воображаешь, как он развоняется? Будет рассказывать, как его, несчастного, травили обнаглевшие подонки кадеты! Тут всплывёт и кабель электрический, и пицца по чужому адресу! Да он в суд на училище подаст!».
Как-то веришь после этого характеристике, которую дала ему не очень положительная девочка (тем более, что его жажды выслужиться автор и не скрывает):
«Заносчивый, высокомерный, а сколько самовлюблённости! Он, конечно, очень воспитанный и всё такое, но знаешь, какие дерзости он говорил прямо в лицо девочкам!».
Хоть главный герой Ваня Царицын и носит прозвище «Иван Царевич», в его образе нет совершенно никаких параллелей со сказочным образом. Во-первых, Иван Царевич проявляет милосердие и этим привлекает себе союзников из чужого мира — всяких птиц и зверушек, вплоть до Серого Волка. Ваня Царицын, с точностью до наоборот, гадюк бьёт палкой по голове, доберманов с восторгом расстреливает, и вообще ничего дружественного и даже принципиально исправимого за пределами своего узкого православного мирка не видит. Во-вторых, Иван Царевич периодически прибегает к помощи Бабы Яги, в то время как у Вани Царицына с волшебниками никакого сотрудничества быть не может. В-третьих, многие русские сказки на примере Ивана Царевича и его невесты рисуют типичную, между прочим, для аниме картину: сильный и исполнительный, но безинициативный мужчина, и активная, бойкая, талантливая женщина (какая-нибудь Марья Моревна). В представлении же Вани Царицына активная роль женщины — это страшная дьявольщина. Ну, и так далее.
«…Онанизмом не заниматься. Иначе сразу бью в рыло и насмерть»
Между тем, появляется ещё один положительный персонаж — подполковник Телегин, славный тем, что «его прадед… мастерски резал глотки чеченским разбойникам и туркам». «Где ж вы шляетесь, соколики? …Гляжу, оружия вам ни хрена не выдали» — приветствует он малолетних курсантов. Ещё один кровожадный солдафон, с «крупными, пожелтелыми от курева зубами» и «задиристыми морщинками» у глаз. Ну, в задиристости этих заядлых головорезов грех сомневаться. Задирается он не только к иным народам, но и к собственным подчинённым (напомню — ещё почти детям, им лет по четырнадцать):
«Спиртного не пить, чужого не брать, онанизмом не заниматься. Иначе сразу бью в рыло и насмерть».
Восхищение автора этим уродцем передано через мысли главного героя:
«Подполковник начинал положительно нравится мальчишкам. Царицын пожирал восхищённым взглядом рябое усатое лицо: вот настоящий офицер! … Зверь, сущий зверь. Вот бы таким стать!».
Задатки у главного героя есть, судя по цинизму и вульгарности его рассуждений:
«Держись, твердыня… сейчас я буду тебя брать приступом во все щели. И скоро ты заколдобишься у моих ног, моля о пощаде!».
Венера работы Праксителя. Культурное наследие той самой Эллады, которую прославлял грек Зервас.
«…Все тётки одинаково устроены»
Венера работы Праксителя. Культурное наследие той самой Эллады, которую прославлял грек Зервас.
«…Они были русскими кадетами и, как ни странно, неплохо чувствовали себя в медвежьей берлоге» —
вот-вот, в медвежьей берлоге таким олухам и место. Дикие они. Вот, например, какой совет по поиску жены даёт один кадет другому:
«Во-первых, забраковываем всех раскрашенных. И тех, которые в брюках».
Нет, романтики из них аховые. Любые эротические моменты подаются как низменные и высмеиваются, вплоть до фекальных шуточек. Парнишке, планирующему подглядывать за девочками, Царицын прямо говорит:
«…Что ты хочешь увидеть? … Разве это интересно? По-моему, все тётки одинаково устроены»
Заметьте, это отнюдь не соображения приличий и такта! Красота обнажённого тела для него — только «срамота», которую нужно «чёрной краской замазать» (привет от мирового искусства!). Такая альтернатива гротескной бездуховности больше похожа на цинизм и бесчувственность. Сам став мишенью обольщения, он реагирует столь же презрительно:
«Ваня дружески похлопал тяжелобольную по плечу и отошёл. Во, дура сумасшедшая. В одних трусах на уроки — это уже диагноз».
Девочка, между прочим, старалась ему понравиться. Но даже щедрое предложение «Отыщи в предгорьях Тибета великое Зеркало хмы, и тебя возлюбят две тысячи прекрасных дев!» лишь заставляет его «испуганно вздрогнуть и сжать кулаки». А нервишки-то не в порядке. Прямая дорога к психоаналитику.
Реально ли колдовство?
Ну, вот, наконец, и подошли к главной мысли книженции:
«Сначала появляются фильмы о юных волшебниках, красочные учебники магии, компьютерные игры… Потом — огромные парки с магическими аттракционами. Наконец, учреждаются целые школы, где пытаются привить детям интерес к чародейству. При этом не уточняют, из какого страшного источника черпают все чародеи свои магические силы!».
Только вот какая нестыковка получается: книги Роулинг чётко позиционированы как сказка, все практические выводы из неё носят этический характер, причём достаточно обобщённо-гуманистический характер, чтобы их одобрил даже известный дьякон Кураев (за что получил отдельный пинок от автора). В реальности колдовства читателя усиленно пытается убедить никто иной как сам Зервас.
«…Котёнок висел на штативе не один час»
Главный герой с энтузиазмом вступает в бой, что описывается всё более натуралистично:
«Удачным выстрелом из «Моссберга» второго добермана разорвало пополам. Клочки разлетелись, обдав грязный склон грязными внутренностями».
«Офигеть» — радуется кадет Царицын. Затем, к игре на нервах читателя (а книжка рекомендована детям
«Судя по слабенькому тембру, котёнок висел на штативе не один час». Тут даже Царицыну «подумалось, что отстреливать доберманам головы как то легче, чем отсекать хвост привязанному котёнку». Но автору, видимо, всё едино, какую мерзость живописать, и он бодро продолжает: «Хвостик упал вниз с деревянным звуком, из обрубка толчками захлестала чёрная кровь. Кошка зашлась в хрипе, раздирая когтями пластиковую подставку штатива».
Думаете, это всё? Нет, ради очернения Поттерианы автор заставляет преподавателя продолжать…
Учиться, учиться и учиться (и заниматься самокритикой)
Учёба в академии магии подана… забавно. Похоже на очень злую пародию… непонятно, правда, на что. С приснопамятным Хогвартсом сходство минимальное. С какими-нибудь новомодными программами вроде сексуального просвещения — тоже. Скорее похоже на организованную недоумками фантасмагорию разврата в представлении других недоумков. Но, поскольку с переднего плана уходят образцовые фигуры офицеров и священников, чтиво становится почти приемлемым.
Полёты на мётлах автор, конечно, охаял: для него нужно-де «избавить душу от того, что привязывает её к земле. К той земле, где человек родился». Странно, положительные герои до сих пор вполне успешно пользовались любовно описанными военными вертолётами. Может, тут дело в том, что полёты на метле — «не чудо, а… преступление закона природы». Ну, вертолёты ладно. А чудеса ваши божественные, что же? Происходят в полном согласии с законами гравитации и термодинамики?!
Для обеспечения «греховных» полётов в «академии магии» организуется кампания национальной самокритики. Детям предлагается написать сочинение по теме «Почему я ненавижу свою родину». Правда, это Иисус Христос говорил, что «пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её. И враги человеку — домашние его» (Матф.10:35). Но Иисус Зервасу не указ.
Среди учащихся полно жителей стран НАТО и других заносчивых имперцев, помимо русских, но автор не даёт нам насладиться их излияниями, озабоченный исключительно престижем России. А мы уже видели, что, по его мысли, плохого о русской, например, армии говорить ни в коем случае нельзя, даже если это плохое — правда. Типа, не выметай сор из избы! Гротескная кампания самооплевания появляется на страницах именно для пропаганды этой не менее уродливой идеи. И опять же, не стыкуется! В другом месте автор призывает «вовремя признавать свой грех». Видимо, это надо делать так тихо, чтобы враг не услышал.
Паранойя автора продолжается:
«Все исправительные полигоны в академии Мерлина почему-то носили названия русских городов. В подземелье под корпусом Дуйсбергхофа находились исправительные боксы «Будённовск» и «Беслан», под комплексом зданий Генуэзского клуба — «Чернобыль», «Кизляр» и «Старая Рязань»».
И опять нестыковка! Чернобыль — украинский город, Беслан — осетинский, Кизляр — в Дагестане…
Сосуды греха и Молот ведьм
Ближе к концу появляются и персонажи Роулинг:
«…На тонюсеньких шпильках, нервно покуривая сигарету, кудрявая красавица ведьма, юная Герми Грейнджер» и «щупленький высокий юноша лет семнадцати, немного похожий на молодую женщину — узкое бледное личико, чёрная стрижка, круглые очки, вздёрнутые на лоб брови…».
Дочка автора отмечает:
«нечто неправильное в том, как выглядел юный колдун. Что-то отталкивающе грубое и неестественное было в самом силуэте героя, оседлавшего метлу, с диким свистом носящегося в рваном плаще с перекошенным от смеха лицом».
Ещё бы не неправильное! Как твой папаша прописал, так и есть.
Зервас называет Гермиону «Гермиомой» (с недвусмысленным намёком на заболевание миому), а, между прочим, Гермиона — имя, почерпнутое не откуда-нибудь, а из греческой мифологии. Опять же забывшись, автор в другом месте восхищается «красотой величественных гор, возвышенных и дивных, как древние боги Олимпа», и с одобрением поминает «вакхические песни»!
Гарри достаётся не меньше, его автор заставляет походя применить одно из смертоносных заклинаний, каковое Роулинг последовательно относит к «непростительным», в её мире применивший их колдун — изгой, осуждаемый на пожизненное заключение в Азкабане. Мало того. По больной фантазии автора Гарри оказывается трансвеститкой Гарриеттой, сестрой-близнецом Гермиомы, а они обе — клонами древней колдуньи Мерилин, сохранившейся в истории как Мерлин, придворный маг короля Артура. Автор в традиционном для религиозного фундаментализма духе последовательно рисует дьявольскую роль активной женщины, замахнувшейся на что-то большее, нежели «киндер, кирхен, китчен». Кстати, и автор Поттерианы — женщина.
Чернуха как национальный проект
Подведём итоги. Нельзя сказать, что повествование совсем лишено художественных достоинств. В нём есть меткие описания, редкие забавные моменты, даже честно пытающиеся взять за душу эпизоды. У автора есть литературные способности и, при должном старании, он мог бы писать хорошие, добрые книжки для детей. Но — вот пример тлетворного влияния реакционной идеологии на искусство. Мракобесные взгляды заставили Зерваса истечь назидательным злобным ядом. Воспитанный, культурный ребёнок с отвращением отложит такую книжку. Зато любитель низкопробного юмора и чернухи примет с восторгом. Увы, промежуточный между этими типами рядовой малолетний читатель, если тёмные или безответственные родители подбросят ему эту пакость, заглотит и траванётся.
Кого-то удивляет, что откровенно насаждающая религиозную и национальную рознь книжка свободно продаётся массовыми тиражами и не вызывает нареканий Генеральной прокуратуры? Православный фундаментализм и русский шовинизм — вполне логичное основание нового империалистического уродца.
