Хельги-назгул


Правда мифа


О творчестве Дж.Р.Р. Толкина
и его российских «продолжателей»

В современном мире всякая культура, а значит и литература и искусство, принадлежит определённым классам и следует определённому политическому направлению. Искусства для искусства, искусства надклассового, искусства, развивающегося в стороне от политики или независимо от неё, в действительности не существует. Примерно так я думал, слушая знаменитую «На пиру» Ниэннах во вдохновенном исполнении одной своей подруги.

Разумеется, она была с этим не согласна. Мало кто из российских толкинистов и посттолкинистов с этим согласится и левые исследователи обычно попадают в ловушку, принимая декларируемую аполитичность за подлинную. Сами толкинисты действительно говорят, что политика — «грязное дело», но то же самое вам скажет подавляющее большинство молодых людей. И — более того — будут правы. Политика будет уничтожена при коммунизме и мы вынуждены ею активно заниматься только потому, что стремимся к этой цели. Такой вот диалектический парадокс.

Однако деидеологизированной культуры быть не может и более пристальный взгляд позволяет разглядеть в творчестве Толкина и его российских «продолжателей» те же идеологии, что нам хорошо знакомы по политической сцене. Рассмотрим их, начиная с знакомого почти всем Джона Рональда Руэла Толкина и заканчивая, увы, знакомой мало кому Тайэрэ.


В истинном золоте блеска нет

Мир Толкина, как не крути — это всё же феодальная утопия. Одни короли и князья априори считаются светлыми, другие — тёмными. Традиционная, точнее даже традиционалистская позиция — ничего удивительного, ведь Толкин был убеждённым католиком, мыслил и писал как католик, а католицизм — идеальное оформление средневековой монархии. Что такое идеология феодализма без феодалов и лендлордов? О чём говорит архаичный «Властелин колец» в мире авианосцев и воротил с Уолл-стрит? Ведь обычные буржуазные ценности в Средиземье отрицаются. «В истинном золоте блеска нет», сила — не в деньгах, сила в правде.

Феодальный социализм, «подчас поражающий буржуазию в самое сердце своим горьким, остроумным, язвительным приговором»? Возможно. Эскапизм, бегство? Несоменно. В 60-х годах в США, когда «Властелин колец» был издан массовым тиражом и надвигались революционные события 1968-1969 гг., маоистская партия PLP ставила перед своими членам вопрос ребром: или коммунизм, или толкинизм.

Идеология аристократизма пережила аристократизм. Некому больше вести народ к призрачным ценностям давно минувших веков. В сегодняшней России невозможен такой курьёз, как выступающая против коррумпированного госаппарата «Дворянско-Крестьянско-Рабочая Партия» (Г. Гаррисон. «Стальную крысу — в президенты!»). Что же остаётся?

Остаются маркузианский «Великий отказ», романтизм молодёжи, неприятие ею верховенства меркантильных интересов. Увлечение Толкином — тревожный звоночек для правящих классов. Молодёжь не устраивает социальное статус-кво, она ищет другие ценности, другие пути. Хорошо уходить в виртуальный мир обеспеченным, прочие же неизбежно рано или поздно сталкиваются с реальными проблемами жизни. Сбежавший может вернуться.


Дрогнет Запад, и дрогнет Восток

«Продолжательство» Толкина, насколько мне известно, получило сколько-нибудь широкое распространение именно у нас, в России. Причём наибольшую известность приобрели «продолжения» еретические, спорящие с Профессором, как их ещё называют, «апокрифические».

Благодаря массовым тиражам в общественном сознании статус «главного продолжателя» получил питерский писатель Ник Перумов со своей дилогией (позже выросшей до трилогии) «Кольцо тьмы». На мой взгляд, это чисто по литературным качествам худшее из всего, что он написал (если не считать «Армагеддона») — и большая удача, что потом он оставил Средиземье в покое.

Идеи Перумова достаточно прозрачны и декларируются на страницах книги Олмером. Главным героем, правда, в соответствии с традицией становится ортодоксально «светлый» поначалу хоббит, но Олмер явно оттесняет его — в последующих книгах Перумова главными героями обычно становятся думающие и действующие как он.

Итак, «велика сила Востока», а правда — в силе. Получивший магическую силу золотоискатель становится Вождём несметных полчищ, повергающих в прах силу западного Соединённого Королевства. Поначалу, когда Олмер становится предводителем угнетённого Королевством маленького, но гордого народа (как когда-то толкиновский Король-Чародей Моргул), это ещё можно списать на национально-освободительную борьбу. Но позже, когда в Арнор вторгаются орды кочевников, становится ясно, что все армии, собираемые Олмером, для него — только средство выбить из Средиземья эльдар (западных эльфов). «Эльфы? Это живое поющее бессмертие?» — говорит он. — «Они чужды нам по своей сути. Да, они Перворождённые, но кто дал им право распоряжаться нашими судьбами, судьбами целых народов?! Они бросали нам крохи своего великого знания, как мы бросаем собаке кость во время богатого пира!». А следует заметить, что к этому времени эльдар в Средиземье было уже почти ничего, а оставшиеся, образно говоря, паковали чемоданы и меньше всего собирались вмешиваться в людскую политику. Короче, их «зловещая» роль была ничуть не большей, чем роль российских евреев в изображении какого-нибудь ксенофобского издания типа «Русской правды».

Под прикрытием антиимпериализма Олмер создал свою собственную империю, «евразийскую» империю, говоря языком геополитиков. И его «больше нельзя называть Королём-без-Королевства, ибо королевством его становилось всё Средиземье». Идеология Олмера — это идеология восточной буржуазии, буржуазии, угнетённой западным мондиализмом, антиимпериалистической на словах, но стремящейся только к собственному империалистическому утверждению, и способной на это. Иными словами — это идеология, востребованная путинизмом.


Свято молчание, пламенем — слово

Противоположная — демократическая, гуманистическая тененция — отражена в творчестве Ниэннах (Н. Васильевой) и Иллет (Н. Некрасовой). Все знакомые мне толкинисты, как-то связанные с левым движением, принадлежат именно к этому течению или близки к нему.

В «Чёрной книге Арды» дана попытка иной, чем у Толкина трактовки событий в Средиземье легендарной Первой эпохи. Главный, первый «Враг» толкиновского мира Моргот — не злодей, его исходное имя Мелькор, означает не «Восставший», а «Возлюбивший мир» (ну вот тут, на мой взгляд, авторессы перестарались в своём пацифизме). Валар (аналог архангелов) — не мудрые Стихии, а жестокие деспоты или жалкие конформисты. Но главное отличие, суть спора с Толкиным не в этом. Ниэннах разбивает толкиновскую феодальную схему миропорядка, её Мелькор — не «добрый король», а вообще не король. Он несомненный лидер для Эллери Ахэ (Эльфов Тьмы) и людей, но не в силу своего происхождения или положения в традиционной пирамиде власти, а как Учитель.

«ЧКА», неизданные ещё истории назгулов и песни Ниэннах — это выпад против феодализма. Постоянный негативный образ самодура-самодержца, костры инквизиции, фанатизм, преследование еретиков (кстати, одного из назгулов так и зовут — Еретик). И — с другой стороны — свобода слова и творчества, пацифизм, гуманизм.

Но вместе с тем, ниэннизм — это вызов современному корпоративному капитализму, возрождающему многие характерные черты средневековья и отказывающегося от демократии в пользу фашизма. Очень хорошо это заметно во втором томе «ЧКА-2», где мелькорианцы Четвёртой эпохи попадают в поле зрения гондорских спецслужб.

Идеология ниэннизма — это идеология восходящей буржуазии, идеология Великой французской революции. «Мелькорианство» имеет прочные корни в романтизме Байрона и Лермонтова. После них на волне либерализма и антиклерикализма образ противника Бога, Сатаны часто стал оцениваться иначе, чем прежде. Но уже в «Восстании ангелов» Анатоля Франса этот вольнолюбивый и благородный мятежник перестаёт быть симпатичным, придя к власти. Творчество Ниэннах было бы неполно без Тайэрэ, обратившей внимание на эту неприятную для романтиков сторону.

Тайэрэ (Н. Новакович) невольно разоблачает буржуазно-демократическую утопию, показывая, как мелкорианство приходит к такому же, как и у отвергнутых валар, деспотизму. Пришедшего в Ангмар назгула Тиндомэ не интересуют устремления народа, он ведёт его жёсткой рукой, пусть и в борьбе за правое дело — и «холодом пронизан его дворец, холодом полны глаза его приближенных. Холодом и расчетливой жестокостью — ибо проще всего быть жестоким. Взывать к совести, к патриотизму, чести — тяжкий труд, ведь слишком много тех, для кого эти слова мало что значат».

«Реквием» и «Ступени» — логический итог развития толкиновской традиции. Литература, не выходящая за пределы нынешнего несправедливого общества, не может предложить выхода и в конце концов приходит к пессимизму. «Приказано забыть», — пишет Ниэннах, — «Только следы на песке — на алмазном песке, на острых режущих осколках — кровавые следы босых ног. Но и их смыло море, но и их иссушил ветер… Ничего».

Но талант не может с этим примириться и в ниэнновских песнях продолжают звучать бунтарские ноты: «с каждым сложенным костром — ярче зарево восхода», есть смысл сражаться, не всё потеряно, «не вечны пораженья». Нам предстоит проложить путь к новому миру и упорство героев Средиземья в борьбе за красоту, за творчество, за свободу и счастье — может послужить нам примером.