О. Торбасов


Акция по поводу Беслана

Прежде чем рассказать о самой акции, отмечу два момента. Во-первых, в обществе наблюдается разгул шовинизма. Приведу несколько примеров из своей обыденной практики.

На рабочем месте я изредка, но периодически слышу в разговорах между некоторыми офицерами слово «чурки» и нелестные характеристики подразумеваемых народов. Особенно странно это в связи с тем, что в институте работает немало авторитетных татар, башкир и карел. Впрочем, все они предельно обрусевшие. Так, на днях одна наша сотрудница, известная мне как «Зоя», отмечала свой день рождения. Случайно (заглянув в наградную грамоту) я узнал, что её настоящее имя — Зугра. Во время обеденного перерыва, в очереди в кулинарии, я услышал разговор трёх подростков. Слух резанула фраза одного из них — «мерзкий язык» (об украинском языке). Когда мы вернулись сегодня с митинга, знакомый поинтересовался, что изображено на фотографиях и, узнав, выразил недовольство акцией. Он прямо заявил, что глупо проводить панихиду по поводу гибели «чурок» и всю эту «нацию» вообще надо «истребить», поскольку она несёт угрозу для русских. Склонным примазываться к русскому империализму осетинам было бы полезно услышать.

Особо меня поразила склонность людей говорить о «кавказцах» как некоем этническом единстве. Ведь на самом деле Кавказ и прилегающий регион — это немыслимая мешанина языков и религий. Так, хотя большинство кавказских народов традиционно — мусульмане-сунниты, есть там и шииты (часть лезгин и татов), христиане-монофиситы (часть татов и удинов), православные (часть удинов и кабардинцев, большинство осетин), иудаисты (часть татов). То же и с языками — большинство народов принадлежат к кавказской семье, но осетины и таты — индоевропейцы (т.е. близкие родственники славянам) иранской группы, а ногайцы, кумыки, карачаевцы и балкарцы — алтайцы тюркской группы. Т.е. осетины с чеченцами — даже не в одной языковой макросемье, первые — в ностратической, вторые — в сино-кавказской.

Во-вторых, мне не удалось различить в обществе представления о прошлогодних событиях в Беслане как о «национальной трагедии». Об этом инциденте никто не вспоминает, не заговаривает. Распространено представление, что «это у них там» и «у нас тут своих проблем хватает». Отсюда вывод: массы удара не восприняли (так что расчёт Басаева не оправдался), истерику нагнетают журналисты и политики. Вот эти ведут вполне конкретное внушение: «террористы» — стихийная враждебная сила без мотивов и целей. Их даже стараются не называть «сепаратистами». Вероятно, таким образом общественное мнение подготавливается к мерам по ограничению демократических свобод, которые мы можем наблюдать на думском конвейере.

Теперь о митинге. За две недели весь город был обклеен чёрными плакатами с белым текстом: «Без слов». Внизу мелким шрифтом сообщалось о митинге, но не было указано ни время, ни место проведения. С одной стороны, это означает, что плакаты печатали централизованно, на всю Россию. С другой — что организаторы не особо стремились привлечь стороннюю публику на свою акцию и откровенно имитировали оповещение населения. Вопрос: почему?

По центру города (в районе «Детского мира» и бульвара Радищева) гуляли две-три девушки, которые раздавали плакаты и приглашали на митинг. Ко мне упорно не подходили, хотя я постоянно там проходил во время перерыва. Отнеся это на счёт своей отпугивающей южной внешности, я в конце концов подошёл к ним сам.

Сообщив, когда и где проходит митинг, девушка поинтересовалась, не против ли я поучаствовать в опросе общественного мнения и, получив положительный ответ, задала, на мой взгляд, совершенно бессмысленный вопрос: «Как вы оцениваете трагедию в Беслане» — и дальше предлагался набор вариантов, из которых я запомнил: «как личную трагедию», «как трагедию всей страны», «как мировую трагедию». Какие социологические выводы можно сделать из такого опроса — не представляю.

На неделе мы (РМП) сделали несколько десятков «басаевских» листовок (с изложением Ш. Басаевым мотивов бесланского захвата), из которых половину расклеили в четверг вечером в районе пл. Славы и окрестностях центрального корпуса ТГУ (где учатся историки). Планировали ещё поклеить в пятницу возле Политеха в нашем районе, но эту акцию я позорно просаботировал, задержавшись на праздновании 70-летия нашего института. Смутно припоминаю, что расклеил остаток по дороге домой. Собственно, последнее, что я помню из того вечера, — это как я клею листовку на тумбу. Выполнив свой революционный долг несмотря ни на что, «на автопилоте» я достойно добрался домой без происшествий.

3 сентября ровно к 15:00 мы с тов. Трэшом подошли на пл. Славы. Ещё хотел подъехать тов. Виноградов, но мы его там не встретили. Посторонней публики на площади почти не было, только несколько случайных гуляющих. Не было и «ревальтернативщиков», которые собирались раздавать свою листовку (они подошли позже). У трибуны несколькими группками тусовались в общей сложности, наверное, человек 30 организаторов митинга (к открытию собралось больше, но всё равно, видимо, только специально отряженная публика) — юноши и девушки, часть из них в чёрных рубашках всё с той же надписью «Без слов». Одна такая группка отловила нас ещё на подходе и вручила буклетик и листовку.

Митинг охраняли тусующие по периферии менты — тоже десятка три. На заборе висел транспарант: «Беслан — рана на всю жизнь!». По улицам, органичивающим площадь, ездил синий фургончик, завывавший какую-то песню с претензией на жалобность — но, на мой вкус, довольно пошло-попсовую (правда, текста я не разобрал, но хватило голоса). На трибуне был установлен колокол, один раз в него позвонил один из ребят. Вообще, у собравшихся не было заметно траурного настроения, скорее им даже было весело.

Купив по пиву, мы расположились на ступеньках напротив (у музея Лизы Чайкиной) и приготовились наблюдать. Пришёл поп в рясе и встал рядом с колоколом. Затем к нам подошёл мент утомлённого вида и попросил не пить здесь пива, поскольку это запрещено новым законом. По его словам, они за соблюдением этого запрета вообще не следят, но тут особый случай — пиво, якобы, на этом митинге не вполне уместно (интересно, почему шоколадные пряники и минералка, приобретённые участниками в том же ларьке, сильно уместнее). Озабоченность мента, на мой взгляд, была надуманной и бредовой — митинг кучковался довольно далеко от нас. Тем не менее, мы не стали спорить, поскольку не ожидали более ничего интересного, и перебазировались в более приятное место — под сень деревьев на бульваре Радищева.

3 сентября 2005 г., г. Тверь