О. Торбасов


Конец эры Ельцина и пролетарская революция

Свержение Ельцина, о необходимости которого всё время талдычили реформисты-зюгановцы, свершилось. Борис Ельцин более не является серьёзной политической силой, отойдя на задний план и уступив место новым фигурам — Примакову, Маслюкову, Зюганову, Лужкову. Очередная попытка изнасиловать Госдуму провалилась, очевидно из-за снизившейся с весны потенции высшего должностного лица. Теперь Ельцин фактически сошёл со сцены. Закат Президента подтверждается прояснением вопроса о невозможности его выдвижения на третий срок.

То, что мы наблюдали в августе-сентябре, не есть, однако, всего лишь политическая кончина одного лица. В прошлое ушла вся символизируемая им монетаристская политика, проводимая с большей или меньшей последовательностью всеми предыдущими правительствами: гайдаровским, черномырдинским, кириенковским. Новое примаковско-маслюковское правительство не гонится за финансовой стабильностью как самоцелью, отдавая приоритет подъёму российской промышленности и погашению долгов по зарплате. Для этого оно готово пойти на денежную эмиссию, т.е. выпуск необеспеченных денег.

Безусловно, определённую роль в смене правительственного курса сыграло ширящееся народное движение. Некоторые горячие головы летом решили, что на повестку дня жизнь поставила уже вопрос о социалистической общенациональной революции. Действительно, в августе-сентябре все три классических признака революционной ситуации высветились достаточно явно: яростное столкновение Президента и Думы, поставившее страну на грань безвластия; практически удвоение доли бедноты среди населения (в Тверской области — с 33% до 64% при 28% в 1997 году); резкий рост и радикализация выступлений масс. Казалось, что вот уже сейчас режим падёт, рабочие возьмут власть и можно будет заняться дележом правительственных постов.

Однако, развитие революционной ситуации прервалось, далеко не дойдя до своего пика, на котором при наличии субъективного фактора возможно было бы свершение пролетарской революции. То, что революционная ситуация в России не успела созреть, легко доказывается сопоставлением фактов с ленинской формулой из «Детской болезни «левизны» в коммунизме»: «Для революции надо добиться, чтобы большинство рабочих (или во всяком случае большинство сознательных, мыслящих, политически активных рабочих) вполне поняло необходимость переворота и готово было идти на смерть ради него… Признак всякой настоящей революции: быстрое удесятерение или даже увеличение в сто раз количества способных на политическую борьбу представителей трудящейся и угнетённой массы, доселе апатичной».

Иными словами, атрибутом (обязательной чертой) революционной ситуации является бурный рост народного движения — усиление пролетарских профсоюзов, повсеместное возникновение органов народной власти (Советов), наконец, массовый приток в коммунистическую партию. Вспомним, как быстро набирала численность РСДРП в 1905 и 1917 годах! Дозрел ли наш народ до массовой политизации в 1998 году? Думаю, если спросить сегодняшних «провозглашателей революции», стоит за ними хотя бы по десятку надежных, энергичных, молодых коммунистов, и распространено ли их влияние (через профсоюзы и пр.) хотя бы на сотню рабочих и служащих, подавляющее большинство из них стушуется и начнёт оправдываться.

Временный (ну, разумеется!) откат революционной ситуации осенью также отчётливо виден из анализа социально-политической активности населения (если не вырывать отдельные эпизоды, придавая им решающее значение).

По данным ИМЦ РКРП по рабочему движению, крупные забастовки рабочих с числом участников свыше 1000 человек в большом количестве (5-7 в течение каждой недели) отмечались до конца августа, после — вновь стали редкостью. Наибольшую их долю составляют забастовки в добывающих отраслях, испытывающих внутренний кризис. Ключевые отрасли — машиностроение и станкостроение пока ещё барахтаются в рыночной стихии без заказов, а в таких условиях забастовки малоэффективны. В результате забастовочное движение не успело вырасти до общенационального, ограничиваясь, в основном Приморским краем, Республикой Коми, Якутией, Свердловской, Челябинской и Кемеровской областями. Рост количества забастовок в сентябре объясняется сезонным валом активности учителей.

Профсоюзная акция 7 октября надежд коммунистов не оправдала, оказавшись по всем параметрам слабее предыдущей. В митингах 7 ноября по оценкам ЛИЦ участвовало в Москве 17-18 тысяч (и 2 тысячи — ФТН), в Ленинграде 20 тысяч, в Твери 2.5 тысячи, в Уфе 600 человек. Во всех городах отмечено снижение числа участников по сравнению с предыдущим годом.

Следует отметить и невысокую электоральную активность населения. На прошедших 1 октября в Твери выборах в Городскую думу коммунисты нигде не поднялись выше 4-го места, да и зюгановцы заняли первые места только в двух округах. Выборы не состоялись из-за неявки избирателей. Можно ли рассчитывать на успех восстания в условиях, когда не удаётся привлечь людей даже на выборы? Можно ли убедить взяться за оружие тех, кто не берётся даже за бюллетень?… Не борется за собственные экономические права на своём предприятии? Думаю, что нельзя.

В чём же причина спада революционного движения? Главным образом он вызван формированием коалиционного правительства и состоявшейся сменой курса. Зюгановцы (надо отдать им должное — основная пока оппозиционная сила) оказались в проигрышном положении, провозгласив поддержку кабинета Примакова и борьбу за снятие никому уже не интересного Ельцина. Официальные профсоюзы в подавляющем большинстве предали протестное движение. Так, студентов РАПОС вывела на митинг 1 октября, отдельно от всех трудящихся (а кое-где вообще не вывела). На многих предприятиях 7 октября была объявлена «забастовка на рабочих местах» — все сидят, не работают, как обычно, и, конечно, не идут на митинг. От многих коллективов были посланы только «представители». Ясно, что толпа, собранная из незнакомых друг другу «представителей» способна проявить куда меньше решительности и сплоченности, чем целые трудовые коллективы, когда вокруг свои. Кое-где в ход пошли посулы (частично выполненные) и угрозы.

КПРФ по этому поводу с ФНПР конфликтовать не стала — себе дороже. Во многих городах эти структуры срослись. Например, у нас в Твери прозюгановская газета «Позиция» принадлежит на самом деле реформистским профсоюзам.

Определённую роль сыграли подачки, брошенные к профсоюзной акции. Правительство взяло курс на регулярные выплаты бюджетникам и, похоже, намерено твёрдо его придерживаться. Спад уровня жизни несколько замедлился.

Таким образом, мы видим, что волна возмущения народа отхлынула по вполне объективным причинам. Новое правительство получило и место и время для маневра. Поскольку, однако, оно совершенно не готово порвать с буржуазией и проводить пролетарскую политику, улучшить положение народа не удастся. Значит, возвращение общенационального кризиса неизбежно. Во что он выльется, зависит в первую очередь от коммунистов, от их способности возглавить восстание и привести его к победе.

Пора понять, надежды на то, что рабочие всё сделают за революционеров — беспочвенны. Незачем гоняться за призраком революционной ситуации, она нас не минует — следует обратить внимание на практическую подготовку революции, всерьёз заняться социалистическим воспитанием, организацией и сплочением пролетарских масс. Перед нами (прежде всего перед комсомолом) стоят реальные проблемы: раздробленность коммунистического движения (я имею в виду, революционного коммунистического движения, разобщённость которого не может быть оправдана никакими идеологическими разногласиями); теоретическая безграмотность (процветание всевозможных правых и «левых» уклонов и просто безразличие к теории); слабое влияние в массах. От решения этих проблем нас и отвлекают пустым революционаризмом, замаскированным под большевизм. Не умея работать с массами, надо учиться этому, а не рассчитывать воспользоваться их стихийным движением. Едва ли пролетариат благосклонно воспримет фантазии примазавшихся к движению катедер-марксистов и едва ли он добьётся победы без своей политической партии.